Глава десятая

Я метнулась к Гвоздикину и в этот момент в дверь громко и настойчиво постучали. Я открыла и увидела на пороге Позднякова и нескольких человек, по всей видимости, из обслуги.

– Екатерина Алексеевна! – вскричал Михаил Дмитриевич, – Что здесь произошло?!

– Позже, – коротко ответила я. – Сейчас важнее другое.

Я осмотрела Аполлинария Евгеньевича, который лежал на полу у стены в неестественной позе и обнаружила, что он довольно серьезно ранен в грудь. Кровь уже успела пропитать рубашку и фрак.

– Скорее, – проговорила я, обращаясь к обслуге, – ему нужен врач.

– Он ранен? – спросил Поздняков и тоже принялся осматривать Гвоздикина. – Живей, чего уставились?! – прикрикнул он на людей. – Немедленно доставьте сюда доктора!

Два человека спешно ретировались. Осталось еще трое, которые, под «командованием» Позднякова, уложили несчастного Гвоздикина, пребывающего в бессознательном состоянии, на диван. Пальто и фрак с него сняли, расстегнули рубашку, и господин подполковник велел принести таз с водой и несколько полотенец. Рану промыли, оказалось, что пуля вошла в правую сторону грудной клетки и вполне могла задеть легкое. А это означало, что рана может быть практически смертельной, тем более, если учесть, что он потерял много крови.

В комнате из-за разбитого окна было довольно холодно, поэтому Поздняков велел занавесить окно, что и было сделано незамедлительно. Двое молодых парней закрыли распахнутые рамы и занавесили окно парой одеял.

– Хорошо, – сказал Поздняков. – А теперь, милая Екатерина Алексеевна, расскажите мне, что же здесь все-таки случилось? Я села в кресло и принялась рассказывать о том, каким неудачным оказалось нынешнее «приключение». И зачем только я выбрала такое легкомысленное определение для столь опасной затеи!

* * *

Врач, Николай Густафович Рюккер, прибыл довольно быстро. Он осмотрел Гвоздикина и вынес вердикт – пуля прошла навылет. Николай Густафович обработал рану и заверил, что легкое, слава Богу, не задето, но из-за большой потери крови ранение может оказаться довольно опасным. Правда, Аполлинарий Евгеньевич был молодым человеком, а это давало шанс на то, что его организм все-таки справится. За ним необходим был постоянный уход и, посоветовавшись, мы решили, что следует отвезти нашего пострадавшего к Селезневым. Рюккер заявил, что сам будет сопровождать Гвоздикина и, дав пациенту болеутоляющего, Аполлинария Евгеньевича, закутав в одеяла, осторожно спустили вниз и разместили в моем возке. Степан, кучер бывалый, осторожно повез Гвоздикина к селезневскому дому, а мы с господином Поздняковым сели в его сани и поехали следом.

Его превосходительство оказался дома. Гвоздикина устроили в своей комнате, Николай Густафович дал последние указания и обещался заехать завтра.

Затем мы прошли в хозяйский кабинет и устроились там для «военного совета». Я снова рассказала, теперь уже генералу, что произошло, выпустив при этом из рассказа некоторые деликатные подробности, касающиеся отношений Елизаветы Михайловны с графом Успенским. В принципе, получилась довольно гладкая история и версия в моем изложении выглядела весьма правдоподобной и довольно стройной, тем более, в свете последних событий. А именно – поведения этого самого Жоржа Пряхина. Теперь уже даже Поздняков не сомневался, что злоумышленник именно заезжий шулер.

Его превосходительство также вполне согласился с подобным предположением, тем более, что теперь похититель не казался призраком. У него было имя, плоть, привычки, характер и уже это выглядело предпочтительнее. Гораздо легче иметь дело с реальным человеком, нежели с неизвестной злобной силой.

Я извинилась перед Селезневым за то, что не смогла задержать преступника. Но кто бы мог подумать, что мсье Пряхин так ловок и непредсказуем. Конечно, о том, что он лихач уже говорил способ, которым он зарабатывал себе на жизнь, но все же. Откуда, например, мне было знать, что он в эту ночь готовился покинуть гостиницу? И, кстати, куда он собирался съехать? И что он будет столь решителен в своих действиях? Настолько решителен, что попытается убить нас с Гвоздикиным? Как бы там не было, но теперь господин Пряхин или Алтынников, как кому угодно, представлялся мне человеком куда как опасным.

Поздняков собирался откланяться, заявив, что немедленно поставит все управление на ноги, Пряхина нужно найти.

– Не стоит торопиться, – заметила я. – Если похититель Пряхин, а именно к этому мы сейчас склоняемся, то он непременно заявит о себе. В самом ближайшем времени. Выкуп за мальчика назначен немалый, он ни за что не упустит такой шанс. Да и найти его сейчас будет непросто. Он, скорее всего, где-нибудь затаился и ждет удобного момента. А если вы сейчас, Михаил Дмитриевич, привлекаете всех своих сотрудников, то просто спугнете Пряхина и еще неизвестно, чем это может обернуться для Ники. На кону жизнь ребенка, не забывайте об этом.

– Резонно, – проговорил Поздняков, а Валерий Никифорович только тяжело вздохнул. – Но что нам в таком случае делать?

– Ждать, – просто ответила я. – Пряхин заявит о себе в ближайшее время. Так мне кажется. Не в его интересах надолго задерживаться в городе. Он далеко не глуп, поверьте. И он довольно опасен. Кстати, Валерий Никифорович, вы просматривали почту? Нет ли там каких сообщений?

– А что? – встрепенулся генерал. – Прошлое письмо, насколько я помню, было просто подброшено под дверь, причем здесь почта?

– Ну, хотя бы притом, – ответила я, – что не следует и эту возможность сбрасывать со счетов. Теперь Пряхин будет более осторожным и не станет рисковать, пытаясь подбросить письмо под дверь, даже при помощи уличного мальчишки. А почта?.. Словом, надо бы посмотреть, для проформу хотя бы, – закончила я.

– Хорошо, – устало согласился генерал и принялся просматривать корреспонденцию, лежащую на письменно столе. Я внимательно за ним наблюдала. Его превосходительство отбросил несколько конвертов в сторону, затем вскрыл один, пробежал глазами и тоже отложил, потом – другой, снова отложил. И, наконец, взяв в руки третий, он прищурился, пробежал глазами еще раз надпись на конверте, нервным движением надорвал край, вытащил тонкий лист, прочел раз, другой, третий и, растерянно глядя на нас с Михаилом Дмитриевичем, прошептал: